sha_julin), можно прочитать тут - (диалог)Его тезис: "Армия разложилась ещё при Николае. Смотри Митавскую операцию. Разложение армии - одна из причин Февральской революции". На что я попросил его дать аналогичные оценки каких-либо авторитетных военных специалистов. Он привёл цитаты Вацетиса, Бонч-Бруевича, Н.Иванова, Слащева, Деникина, Головина, Брусилова, Врангеля
Наиболее подходящие из них: «Можно сказать с уверенностью, что в 1916 г. русская армия уже не хотела сражаться» , - пишет в своих мемуарах полковник Вацетис.
«Упадочнические, а то и пораженческие настроения настолько усилились, что с каждым пополнением, приходившим на фронт, приносились и разговоры о необходимости скорейшего прекращения войны»(с) генерал Бонч-Бруевич".
Ну, как бы, на мой взгляд, если даже взять эти оценки на веру, то это ещё не разложение. Более того, в мемуарах И.И.Вацетиса (1870-1938) дальше идёт довольно странный пассаж: "В конце 1916 г. до позиций дошли слухи о тайной подготовке двором сепаратного мира с Германией. Я в это мало верил сначала. Но в конце января 1917 г. мне стало ясно, что такая подготовка предпринята в войсках. Так, например, был получен строжайший по секретности и исполнению приказ от высшего начальства, на словах, сдать лишние патроны немедленно для отправления куда-то в тыл, оставив на пулеметную команду три тысячи патронов, а на винтовку 135 патронов на руках солдат и в обозе – 87…
…При таких условиях какие-либо самостоятельные выступления наших войск против демобилизации были бы невозможны".
Получается армия воевать не хотела, но могла выступить против демобилизации и сепаратного мира. Какое-то противоречие получается.
У М.Д.Бонч-Бруевича (1870-1956) тоже есть интересное место: "Я не мог не понять, что опубликованный в «Известиях» приказ сразу подрывает все, при помощи чего мы, генералы и офицеры, несмотря на полную бездарность верховного командования, несмотря на ненужную, но обильно пролитую на полях сражения кровь, явное предательство и неимоверную разруху, все-таки подчиняли своей воле и держали в повиновении миллионы озлобленных, глубоко разочаровавшихся в войне, вооруженных людей".
То есть по словам Бонч-Бруевича до Приказа №1 командование ещё держало "в повиновении" армию, то есть, как бы до разложения ещё не дошло.
Ещё более интересно, что Юлин привёл в свою пользу высказывания Деникина, Врангеля, Головина и Брусилова. Между тем, практически рядом с указанными ими цитатами есть совсем другие их оценки.
А.И.Деникин (1872-1947): "Я не склонен идеализировать нашу армию. Много горьких истин мне приходится высказывать о ней. Но когда фарисеи — вожди российской революционной демократии, пытаясь оправдать учиненный главным образом их руками развал армии, уверяют, что она и без того близка была к разложению, — они лгут.
Я не отрицаю крупных недостатков в системе назначений и комплектовании высшего командного состава, ошибок нашей стратегии, тактики и организации, технической отсталости нашей армии, несовершенства офицерского корпуса, невежества солдатской среды, пороков казармы. Знаю размеры дезертирства и уклонения от военной службы, в чем повинна наша интеллигенция едва ли не больше, чем темный народ. Но ведь не эти серьезные болезни армейского организма привлекали впоследствии особливое внимание революционной демократии. Она не умела и не могла ничего сделать для их уврачевания, да и не боролась с ними вовсе. Я, по крайней мере, не знаю ни одной больной стороны армейской жизни, которую она исцелила бы, или, по крайней мере, за которую взялась бы серьезно и практически. Пресловутое "раскрепощение" личности солдата? Отбрасывая все преувеличения, связанные с этим понятием, можно сказать, что самый факт революции внес известную перемену в отношения между офицером и солдатом, и это явление обещало при нормальных условиях, без грубого и злонамеренного вмешательства извне, претвориться в источник большой моральной силы, а не в зияющую пропасть. Но революционная демократия в эту именно рану влила яд. Она поражала беспощадно самую сущность военного строя, его вечные, неизменные основы, оставшиеся еще непоколебленными: дисциплину, единоначалие и аполитичность. Это было, и этого не стало. А между тем, падение старой власти как будто открывало новые широчайшие горизонты для оздоровления и поднятия в моральном, командном, техническом отношениях народной русской армии.
Каков народ, такова и армия. И, как бы то ни было, старая русская армия, страдая пороками русского народа, вместе с тем в своей преобладающей массе обладала его достоинствами и прежде всего необычайным долготерпением в перенесении ужасов войны; дралась безропотно почти 3 года; часто шла с голыми руками против убийственной высокой техники врагов, проявляя высокое мужество и самоотвержение; и своей обильной кровью{10} искупала грехи верховной власти, правительства, народа и свои.Наши союзники не смеют забывать ни на минуту, что к середине января 1917 года эта армия удерживала на своем фронте 187 вражеских дивизий, т. е., 49% всех сил противника, действовавших на европейских и азиатских фронтах. Старая русская армия заключала в себе достаточно еще сил, чтобы продолжать войну и одержать победу".
А.А.Брусилов (1853-1926): "Во всяком случае, в это время войска были еще строго дисциплинированы, и не подлежало сомнению, что в случае перехода в наступление они выполнят свой долг в той же степени, как и в 1916 году. Как и раньше бывало, прибывавшие пополнения, очень плохо обученные, были распропагандированы, но по прибытии на фронт, через некоторое время, после усердной работы, дело с ними налаживалось. Меня особенно заботили не войска и их мощь, в которой я в то время не сомневался, а внутренние дела, которые не могли не влиять на состояние духа армии".
Н.Н. Головин (1875-1944): "Рисуя ужасающую картину хищения патронов, генерал Маниковский не упоминает, что это относится к периоду, когда в 1917 г., с началом революции, началось разложение Русской армии; он не упоминает о том, что этот развал ускорялся бессовестной пропагандой большевиков, учивших солдат бросать оружие и уходить домой; в создавшейся обстановке измены Родине и убийств командного состава продажа и хищение патронов представляли собой сравнительно небольшое зло; это было лишь одно из выполнений лозунга, брошенного в темные народные массы, — «грабь награбленное»".